Чародеи [Побег. Чародей поневоле. Возвращение короля Кобольда] - Кристофер Сташефф

Гейлен кивнул:

— Но это бы не выразило мысли.

— Нет, просто позволило бы узнать, что она есть. Таким образом, передняя часть мозга… — Род снова постучал по своему лбу, — …как бы представляет собой отверстие в этой самой стене и позволяет мыслям преобразовываться в слова.

Гейлен молча кивнул, потом задумчиво произнес:

— Забавно. И каким же образом можно проверить правильность твоего высказывания?

Род пожал плечами:

— Если проследить этот процесс в мозгу того, кто не имеет лобных долей.

Гейлен перестал улыбаться, глаза его затуманились.

— Конечно, мы могли бы… могли найти такого человека.

Род не смог удержаться от смеха.

— Но у нас уже есть такие, господин волшебник… даже больше, чем требуется. Намного больше! Крестьяне зовут их «варварами», и они высаживаются на нашем побережье. — Он вспомнил, что в то время, когда он рассуждает об умозрительных проблемах, на побережье гибнут люди, и почувствовал себя виноватым. — Да, они высаживаются…

— На самом деле? — Колдун возбужденно посмотрел на Рода. — Ну, тогда, закончив со своими опытами, я проникну мысленно в разум одного из них!

— Только не подвергайте их внезапному нападению, — посоветовал Род. — Прошу вас, помогите, мне нужно быть там, и как можно скорее! Мне необходимо быть там… и я бы хотел забрать с собой свою жену.

— Разумеется. — Гейлен улыбнулся. — Но не забудь, что ты должен забрать отсюда еще одну волшебницу, в Темной Башне ей не место.

— Агату? Да, мне она тоже нужна… но для другого. Вы не подскажете, где их можно найти?

— Пойдем, — сказал Гейлен и повернулся, — я отведу тебя к жене.

Род пожал плечами, удивившись тому, как быстро согласился колдун помочь ему, и последовал за ним, а Векс поплелся за хозяином. Колдун дошел до конца этой, похожей на пещеру, комнаты, потом миновал темно-бордовую штору, закрывавшую дверь в стене, и они очутились в маленькой комнатке — всего пятнадцать футов в высоту. Стены ее были обиты бархатом, но на этот раз синего цвета, на одной из них висел огромный гобелен. Пол был устлан восточным ковром, по углам стояли большие черные деревянные стулья. Между ними красовалась тахта, обитая красным плюшем. Посередине комнаты Род увидел огромный круглый стол из черного дерева, и завершал все это великолепие сказочных размеров камин. На столе лежало шесть огромных старинных томов. Род не заметил всего этого великолепия, потому что увидел Гвен, прекраснее которой не было никого…

Ее огненно-рыжие волосы удивительно гармонировали с цветом драпировки. Гвен стояла у стола, склонившись над одной из книг. Она подняла глаза, лицо ее озарила радостная улыбка.

— Мой господин! — воскликнула она и тут же очутилась в его объятиях. Ее губы нашли его.

Спустя, как показалось, целую вечность, хотя прошло, наверное, не больше полминуты, раздался хриплый голос:

— Имейте совесть, дети мои! Пожалейте бедную старуху, которой никогда не выпадало и десятой доли того, чем обладаете вы!

Гвен высвободилась из объятий Рода.

— Прости меня, Агата, — извинилась Гвен, прижимаясь спиной к мужу и держа его руки вокруг своей талии. — Я не подумала…

— Да, конечно, где уж там, — проворчала старая колдунья, состроив гримасу, отдаленно напоминавшую улыбку. — Вы, молодые, все такие. Ладно, придется вас простить.

— Старая карга! — рявкнул Гейлен с высоты своего роста. — Лишаешь этих двоих радости встречи, и только потому, что сама якобы не испытывала подобной радости? Видно, молоко любви давным-давно скисло в твоей груди, раз ты не можешь выносить…

— Что? — Колдунья аж вся затряслась от переполнившего ее негодования. — И ты еще осмеливаешься говорить мне это? Ты, который вытянул из меня все…

— Мне уже доводилось слушать твои кошачьи концерты, — сказал Гейлен, покраснев. — Избавь мои уши от подобного на этот раз. Говорю тебе, как говорил уже неоднократно: человеком нельзя распоряжаться по своему усмотрению. Я ничего тебе не должен. Я сам по себе и принадлежу только себе и никому более. Я никогда не доверял свою жизнь женщине, и уж тем более тебе!

— Да, конечно, никогда! — взвыла старуха. — Ты был предназначен только для меня, еще до того, как ты родился или я появилась на свет; еще до того, как Бог сотворил этот мир. Это так же очевидно, как то, что ночь сменяет день! Ты был предназначен мне, потому что ты колдовской крови, как и я, и одного со мной возраста! Твои печали, твои радости — они и мои…

— Ну, уж нет! — рявкнул колдун.

— Нет? Да! Каждое твое желание, каждый грех схожи с моими, хотя и запрятаны далеко!..

Голова Гейлена опустилась на грудь. Глаза Агаты заблестели от возбуждения. Она шагнула вперед.

— Да, ты сам по себе, Гейлен, ты скрыл все свои сокровенные желания и помыслы глубоко в сердце, желания наслаждений, порожденных телом, которых я никогда не стыдилась, ты прячешь, скрывая даже от себя! Ты на многие годы спрятал себя от жизни. Но в мыслях ты, как и любой живой человек, грешен. Трус! Ты боишься сам себя. Ты такой трус…

— Трус? — Гейлен попятился, потом грустно улыбнулся. — Ну, это ругательство я уже слышал. Ты придумай что-нибудь поновее, Агата. Когда ты была моложе, ты прибегала к более обоснованным аргументам, называя меня трусом.

— Трус! — воскликнула Агата. — Ты трус, потому что ты боишься людского мнения. Ты, кто кричит о несостоятельности всего мира вне стен Темной Башни; ты, кто проклинает людей, высмеивая их, — ты боишься их мнения, и тебе хочется, чтобы они считали тебя святым!

Лицо Гейлена вытянулось, глаза округлились.

— Святой! — выкрикнула Агата, показывая на него пальцем. — Святой Горячей Крови! Святой, который так же грешен, как и я! Даже больше! Да, больше, потому что из страха ты оттолкнул меня от себя, ведь ты мой по праву, старый Гейлен! Именно тебя Бог послал мне, чтобы ты стал моим мужем. Тебе это было предназначено задолго до того, как твоя мать встретилась взглядом с твоим отцом! Ты обязан был стать моим, но ты поступил как трус и спрятался от меня!

Гейлен смотрел на нее затуманенным взглядом, потом плечи его распрямились, и он вздохнул.

— Я принимаю только те ругательства, которые заслужил.

Агата поджала губы.

— Ты должен признать и это! — Потом она одарила его кислой улыбочкой. — Нет. Он имеет в виду то, что уже спасал мне жизнь раз шесть, если не больше, поэтому именно он виноват в том, что я еще живу и проклинаю его. — Она гордо вскинула голову. — И теперь вы сами можете убедиться, что он слабовольный, потому что ничего не может с собой поделать и спасает нас, колдуний. Ведь в глубине души он не такой, каким хочет казаться, когда заявляет, что его не волнуют ни крестьяне, ни мы — колдуньи. Да, он наш защитник и наш спаситель. Он всегда приходит на помощь волшебницам: многие из нас давным-давно бы умерли, если бы не он. Он просыпается среди ночи, если с нами случается какая-нибудь беда. Он может преспокойно наблюдать за страданиями крестьян и знати, но не колдуний, потому что они не причиняют ему зла, как люди, которые хотят его сжечь. Колдуньи относятся к нему по-доброму. И он не может ничего поделать с самим собой и спешит на помощь всякий раз, когда получает сигнал опасности. — Она отвернулась. — Вот такой он у нас добродетельный и жалостливый…